-- У нас в Пермской области порядок такой: в каждом райцентре есть своя
районная пещера. Смотри: Орда, куда мы едем -- райцентр, и пещера имеется.
Дальше по этой дороге будет Уинское, тоже райцентр, так там пещера
Мертвеца. Кунгур -- тут и говорить нечего, Кунгурскую все знают. И так по
всей области, можешь проверить, -- увлеченно рассказывал Игорь, пока мы
тряслись в маленьком ПАЗике, народу в котором, кажется, с лихвой хватило бы на
"Икарус" с "гармошкой". Игорь -- это научный сотрудник Кунгурского стационара
Уральского отделения Академии Наук Игорь Анатольевич Лавров, мы -- спелеологи
клуба "Барьер", проводящие на Урале новичковый поход. А в Орду мы отправились,
чтобы провести в Ординской пещере топосъемку, потому что наш командир
(вообще-то, автор этих строк и ваш покорный слуга) имеет странную теорию, что
новичков необходимо не просто знакомить со спелеологией,а  сразу же приучать к
делу. Поэтому полгруппы мы оправили выносить мусор из Кунгурской пещеры (под
мусором, как потом оказалось, понимались огромные ржавые прожектора, так что
наши "санитары подземелий" были очень признательны командиру, который их туда
послал), а с оставшейся половиной поехали практиковаться в топосъемке под
руководством Игоря, благо ему не лень с нами, "чайниками", нянчиться.

-- Дальше того, -- продолжает Игорь свой рассказ, -- чем крупнее город, тем
больше и пещера. Кунгур большой, и пещера -- вон какая, а Орда маленькая, и
пещера тоже невелика. А вообще-то, все наоборот, -- Игоря, похоже, осенило, --
чем больше пещера, тем крупнее людское поселение. Люди селились около пещер,
которые использовали как холодильники. Чем больше рыбы можно было набить в
холодильник, тем больше народу могло прокормиться.

-- Да, но вот неувязочка -- Кунгур, например, на левом берегу Сылвы, а
пещера-то на правом, -- пытаюсь возразить я.

-- Так город возник изначально у пещеры, как раз там где сейчас наш стационар,
а потом места между Ледяной горой и Сылвой стало не хватать, пришлось
перебраться на другой берег, -- нашелся Игорь.

-- И Орда тоже сначала была на Казаковой горе, у пещеры, -- подхватываю я, --
а потом люди решили, что неудобно все время карабкаться по склону, того и
гляди, шею свернешь. Да и место больно лысое, ветра все время дуют, как в
тундре, вот они и перебрались вниз, к речке...

Закончить развитие этой великой теории, способной перевернуть все
представления историков о заселении Урала, мы не успеваем -- наш ПАЗик
остановился у ординской автостанции, и надо успеть выгрузиться, потому что
автобус осаждает толпа жаждущих ехать дальше, примерно втрое больше народу,
чем уже внутри. Выдергиваем из автобуса как морковку за хвост рюкзаки и своих
товарищей и направляемся к Казаковой горе.

Не знаю, может быть остальные и не находят в ней ничего замечательного (не
даром местные жители устроили здесь свалку в одной из карстовых воронок), но
для меня Казакова гора -- место удивительное, необычное, и уже само по себе
заслуживающее упоминания в столь достойном издании, как "Вольный ветер".
Представьте себе совершенно лысое плато, никогда не стихающий ветер, который
даже не завывает, а просто ревет -- я такое только в тундре видел. Кругом
карстовые воронки, тропа петляет по их краям. По этой тропе то взбираясь
на наст, то проваливаясь по колено в снег бредут гуськом люди с рюкзаками, а
впереди тускло светит розовое солнце, расплываясь в тонкой пленке
перисто-слоистых облаков, затянувшей все небо. Хочется немедленно взять в руки
камеру и начать снимать кино не то про экипаж, чудом уцелевший в
авиакатастрофе среди арктической пустыни, не то про кучку людей,
переживших ядерную войну. Ощущение полной нереальности происходящего вокруг
усиливается видом, открывающимся с горы -- вокруг бескрайние снежные просторы,
но озеро, что прямо под нами, у противоположного берега свободно ото льда, и
над черной его водой, как это водится зимой, клубясь поднимается пар.
-- Химзавод, -- скажете вы, и будете неправы. Никакого анторпогена
("антропогани", как говорят биологи-полевики) -- это теплые карстовые
источники.  Те же напорные воды, как объясняет Игорь, которые образовали и
нашу пещеру. А вот и она. Стараясь не свалиться вниз, метров на 10 спускаемся
по крутому склону над озером, и оказываемся на краю небольшой воронки, на дне
которой зияет провал -- это и есть вход. Легче всего просто скатиться
к нему по накатанному желобу тропы, но тут надо соблюдать осторожность, потому
что горка, по которой катишься, продолжается внутри пещеры
двадцатиметровым снежным языком. Проскочив через входовое отверстие,
отороченное небывалых размеров кристаллами инея (которые выросли здесь
вовсе не для красоты, как может показаться, а чтобы сваливаться за воротник
зазевавшимся чайникам) нужно притормозить и завернуть влево на полочку. Если
не рассчитать и вылететь из этой "бобслейной трассы" вправо, можно доехать до
самого дна, только это будет уже не так весело.

Благополучно преодолеваем этот спуск, на полочке облачаемся в пещерную
амуницию, разжигаем карбидки... пошли. Непривычно ощущаешь себя в гипсовой
пещере -- все вокруг норовит обвалиться. Хватаешься за зацепку -- она
остается в руке. Лезешь в узость -- вылезаешь весь белый как мельник. Зато
глыбовый завал, по которому мы спускаемся, по-своему великолепен, в
известняковых пещерах такого я не видел. Здесь довольно холодно -- многие
трещины в стенах украшены "розочками" из кристаллов инея. Еще поражает обилие
ледяных сталагмитов. Высотой они достигают метра, форму имеют самую
разнообразную, но больше всего напоминают фаллические символы. В некоторых
ходах приходится приходится буквально лавировать между ними, чтобы не
повредить эти хрупкие столбики.

Вот мы и в Ледяном Дворце -- так называется первый грот. Действительно,
дворец. Высокий свод этого обвального зала в отсвете пламени карбидки весь
переливается мириадами искорок -- это ледяные кристаллики. С гипсовых плит
потолка местами свисают удивительно красивые, прозрачные, переливающиеся
радугой драпировки. Вправо по ходу пол грота постепенно понижается. Игорь
светит туда своей коногонкой, и -- о чудо -- луч ее света не расплющивается о
грязно-белые гипсовые глыбы, а постепенно исчезает, растворяясь в
мерцающем зеленоватом сиянии. Сначала я не понимаю, в чем дело, но тут кто-то
роняет камешек, раздается всплеск, и таинственное сияние подернулось волнами.
Озеро! Вот оно -- подземное озеро Ординской пещеры. Мы собираемся на его краю,
стараясь, насколько это можно, просветить толщу воды и заглянуть сквозь нее.
Пустое -- глубина здесь достигает пятнадцати метров. Правда, дно мы, конечно,
видим (вода прозрачна, как ни в одной горной речке). Сероватый гипс под водой
кажется золотистым. Но озеро нельзя уподобить гигантской золотой чаше,
между у самого дна его -- темный провал подводного хода. Туда-то все мы и
пытаемся заглянуть. Да не про нашу честь. Там, где для простых смертных
кончаются пределы познаваемого, начинается работа для спелеоподвоников. Только
им может приоткрыться таинственный мир озера.

-- Пока сюда погружался единственный человек -- Виктор Комаров из Рязани, --
рассказывает Игорь,-- прошел десять метров в ту сторону (показывает рукой
туда, откуда мы пришли), дальше не смог -- зацепился ходовой конец. Потом
пронырнул семьдесят метров туда (показывает вглубь пещеры), выхода не увидел,
вернулся. Говорил, что параллельно тому ходу, где мы сейчас находимся, идет
просторная подводная галерея метров пятнадцати в диаметре, по которой он все
время шел.  Еще говорил, что сифон вполне на европейском уровне. Было это в
начале 1994 года, когда еще не была открыта новая часть пещеры. Через год мы
нашли продолжение -- надо было пролезть в щель в потолке в конце того самого
грота, где был наш с Комаровым лагерь. Там снова оказался выход к озеру, куда
бы, наверное и вышел Виктор, если бы прошел тогда дальше. Вообще-то, он
собирался приехать сюда еще раз в том же году, но видно не сложилось.

...Не сложилось. До сих пор мне неудобно перед Комаровым за разговор с ним
в прошлом марте. Тогда я под впечатлением от первого посещения пещеры
взахлеб рассказывал ему об открывшихся там перспективах (это было как раз
после открытия новой части), звал туда приехать снова. Как будто не понимал
ничего.  Ведь год назад хоронили Володю Киселева, и именно это привело тогда
Виктора в Москву. Если даже мы, барьеровские "старички", которым однажды
довелось тащить киселевские баллоны на дно Солдатской, а потом рассказывать с
гордостью: "Мы работали с самим Великим Киселевым", переживали его гибель как
потерю близкого друга, то что же должны испытывать те, кто не один год работал
с Володей, кто вместе с ним принадлежит к спелеоподводному братству, кого
связывают с ним те невидимые, но прочные узы, которых нам, не погружавшимся ни
разу, никогда не ощутить, как не ощутить нам тонкую нить ходового конца под
рукой? Конечно, кощунственно было тогда вести с Комаровым какие-то переговоры
об Ординской.  Впрочем, дай Бог, он давно забыл тот разговор.

Мы продолжаем идти вглубь пещеры. Пройдя по узкой галерее и пролезши под
нависающей плитой, оказываемся на месте позапрошлогоднего лагеря. В этот раз
мы тоже будем стоять здесь. Стелим полиэтилен, "пенки", достаем спальные
мешки. Дежурные запускают примуса, а все остальные устремляются в
неприметный лаз наверх, расположенный почти что прямо над нашими
спальниками. Да, кто бы мог подумать, что продолжение пещеры -- здесь. Но ход
идет, теперь уже постепенно понижаясь. Становится теплее,
кончаются смущавшие наших девушек ледяные сталагмиты.  Пламя карбидки
высвечивает на стене серый пропласток доломита, в котором вдруг вспыхивают
розовые  и желтые огоньки. Это лунный камень -- селенит.  Пролезаем через
несколько нешироких ходов, и перед нами еще один зал. Это уже новая часть,
открытая в прошлом году. И здесь нас снова встречает озеро. Оно еще
великолепнее, чем в Ледяном Дворце. Открытое зеркало его здесь гораздо больше,
а вода кажется еще прозрачней и голубей, хотя на самом деле прозрачнее уже
некуда. Наши восторженные возгласы гулко разносятся под сводами зала. Это
почти что конец известной надводной части пещеры -- дальше идет узкий слепой
ход, и отсюда мы начинаем топосъемку...

На следующий день мы возвращаемся в Кунгур для камеральной обработки
результатов. Весь вечер стационар будет оглашаться истошными воплями
старенького матричного принтера (чуть не полчаса этот бедняга тратит на
печать каждого листа плана), а суровый и беспристрастный судья --
компьютер PC XT, еще более древний, чем тот принтер, вынесет приговор нашему
умению проводить топосъемку: уложились ли мы в пятипроцентную невязку, или наш
план похож на пещеру, как путеводитель по ленинским местам на топографическую
карту.

А пока мы идем в село на автостанцию, и Игорь снова рассказывает:

-- Когда в позапрошлом году Комаров погружался, озеро было сковано льдом, и
приходилось делать прорубь. А теперь видишь -- не замерзает. Видимо, оно
раньше не знало, что так велико, и может себе позволить не замерзать. А теперь
Виктор ему открыл глаза.

Открыл, конечно. Только, подумалось мне, истинных своих размеров оно все равно
пока не знает. Покажет ли ему их кто-нибудь ?..